Так я и знал

Опять не сдержался и полез по лентам; результат ожидаемый – дальнейшее обострение мизантропии.

В первый раз наблюдаю, как среди людей, живущих в основном по эту сторону океана, разворачивается классическая жежешная история о нерукопожатности. До сих пор эту роскошь я встречал в основном среди москвичей, где прогрессивная общественность представлена особенно густо.

С одной стороны, это примерно как павлинами в зоопарке наблюдать. Как бы они там не полопались, бедолаги, от сознания своего подавляющего морального превосходства.

С другой стороны, это все-таки не павлины, а матерые половозрелые интеллигенты с большим опытом. При таком уровне дискуссии я ничуть не удивлюсь, если какой-нибудь особенно абстрактный гуманист примется писать доносы по месту работы осужденного о недостатке толерантности, отсутствии политкорректности и дефиците общечеловеческих ценностей. Московская рукопожатная публика демонстрирует такие повадки регулярно, отчего бы и здесь не повторить, при таком-то общем сходстве.

Вот интересное дело: курить я бросил запросто, а читать всякую дрянь никак не могу отвыкнуть. Даже на день перерыва не сделаешь. Что за пагубный порок, в самом деле. Читал же спокойно про Гарри Поттера и Methods of Rationality, что меня снова понесло на прогрессивные пастбища?

Хотя надежда есть: я сегодня еще ни разу не заглянул в новости.

Mirrored from Gears and Springs.

Техническое

Кажется, пришла пора опять слегка отдохнуть от Интернета, а то мизантропия разыгрывается, куда ни загляни; с одной стороны, в политических новостях непрерывный fiscal cliff с предсказуемым исходом, с другой, – в ЖЖ, – тоже как-то мало просветов. В ленте Friendstimes, например, в такинета сегодня наступил. По дизайнерским местам тоже всякий мусор попадается, не на чем взгляд остановить.

Но случаются и светлые моменты. Вчера вот узнал замечательное слово “двоедочие”, которое намерен теперь по понятным причинам регулярно использовать.

В общем, меня тут будет заметно меньше некоторое время. Наверно. Во всяком случае, прямо сейчас I feel like that. Займусь здоровым образом жизни, а в свободное от двоедочия время буду смотреть сериалы.

Mirrored from Gears and Springs.

Газета.рушная коммент-помойка, gazetacmt, всерьез изгадила мне ленту Friendstimes. Оказывается, многие из моих френдов имели обыкновение комментировать газетные тексты, и теперь все это льется во Friendstimes бурным бессмысленным потоком. Надеюсь, скоро кончится, а то прямо и не знаю, что делать. Разве что соответствующие лучи газета.рушным изобретателям посылать.

Mirrored from Gears and Springs.

“Опять СУП что-то наулучшал”

Второй человек мне говорит, что моих постов больше не видно во френдленте. Что-то мне подсказывает, что это как-то связано с последними суповскими инновациями.

На всякий случай напоминаю заинтересованным лицам про Dreamwidth и Google Reader.

Mirrored from Gears and Springs.

Технологическое

Заглянул с утра во Friendstimes, а там сплошные журавли. В ленту заглядывать опасаюсь. Похоже, в России администрация окончательно овладела искусством полного перекрытия информационного пространства. Молодцы, чего уж тут.

Mirrored from Gears and Springs.

Старухи и прорухи

Контраст между юзером Avva в журнале у юзера Арбата и юзером Avva во всех прочих местах меня просто потрясает. При виде Арбата Авва теряет разум, лицо и чувство юмора одновременно; хорошо хоть, это происходит не так уж часто, и вообще любим мы его не за это.

Mirrored from Gears and Springs.

“Послушайте, Штирлиц, какую я песню написал!..”

Лыжи у печки стоят Ахиллеса, Пелеева сына;
Птицам окрестным и псам гаснет закат за горой.
Месяц кончается март: славных героев низринул.
В мрачный Аид и самим скоро нам ехать домой.

Нас провожают с тобой герой Ахиллес благородный,
Пастырь народов Атрид и гордый красавец Эрцог.
Нас ожидает с тобой Феб, царем прогневленный:
Язву на войско навел, марево дальних дорог.

Вот и окончился круг, слову царя покоряся.
Прочь удались и меня помни, надейся, скучай!
Снежные флаги разлук непрестанно пылали по стану,
Частые трупов костры вывесил старый Домбай.

Что ж ты стоишь на тропе, ложе со мной разделяя?
Ткальньй стан обходя, что ж ты не хочешь идти?
Нам надо песню допеть и принять блистательный выкуп;
Чествуя Зевсова сына, нам надо меньше грустить.

Снизу кричат поезда криком всеобщим ахейцев,
И от пагубной язвы, правда, кончается март.
Ранняя всходит звезда, смертоносными прыща стрелами;
Быстро с Олимпа вершин где-то лавины шумят.

©bukin. Via stas, большое ему спасибо.

Mirrored from Gears and Springs.

Лечение наркозависимости

Вспомнил, наконец, где я впервые прочел про ройзмановские методы: у Джека Лондона.

Пенкберн не протестовал против тяжелой работы. Он не только никогда не увиливал от нее, но хватался за все с какой-то жадностью и мигом исполнял приказание, всегда опережая матросов-туземцев. И все то время, пока Гриф отучал его от спиртного, он переносил эти муки с истинным героизмом. Даже, когда организм его отвык от отравы, Пенкберн все еще был одержим постоянным маниакальным желанием выпить. Однажды, когда он под честное слово был отпущен на берег в Апии, хозяевам трактиров чуть не пришлось закрыть свои заведения, так как он выпил почти все их наличные запасы. И в два часа ночи Дэвид Гриф нашел его у входа в «Тиволи», откуда его с позором вышвырнул Чарли Робертс. Алоизий, как когда-то, заунывно изливал свою печаль звездам. Одновременно он занимался и другим, более прозаическим делом: в такт своим завываниям он с удивительной меткостью кидал куски коралла в окна Чарли Робертса.

Гриф увел Пенкберна, но принялся за него только в следующее утро. Расправа происходила на палубе «Морской Чайки», и в сцене этой не было ничего идиллического. Гриф молотил его кулаками, не оставил на нем живого места, задал ему такую трепку, какой Алоизию не задавали никогда в жизни.

— Это ради вашего блага, Пенкберн, — приговаривал он, нанося удары. — А это ради вашей матери. А это для блага мира, вселенной и всего будущего потомства. А теперь, чтобы получше вдолбить вам этот урок, мы повторим все сначала! Это для спасения вашей души; это ради вашей матери; это ради ваших малюток, которых еще нет, о которых вы еще и не думаете, чью мать вы будете любить во имя детей и во имя самой любви, когда благодаря мне станете настоящим человеком. Принимайте же свое лекарство! Я еще не кончил, я только начинаю. Есть еще немало и других причин для трепки, которые я сейчас вам изложу.

Коричневые матросы, чернокожие буфетчики, кок — все смотрели и ухмылялись. Им и в голову не приходило критиковать загадочные, непостижимые поступки белых людей. Помощник капитана Карлсен с угрюмым одобрением наблюдал действия хозяина, а Олбрайт, второй помощник, только крутил усы и улыбался. Оба были старые моряки, прошедшие суровую школу. И собственный и чужой опыт убедил их, что проблему лечения от запоя приходится решать не так как ее решают медики.

— Юнга! Ведро пресной воды и полотенце, — приказал Гриф, кончив свое дело. — Два ведра и два полотенца, — добавил он, посмотрев на свои руки.

— Хорош, нечего сказать! — обратился он к Пенкберну. — Вы все испортили. А теперь от вас разит, как из бочки. Придется все начинать сначала. Мистер Олбрайт! Вы видели груду старых цепей на берегу у лодочной пристани? Разыщите владельца, купите все и доставьте на шхуну. Цепей этих там, наверное, саженей полтораста… Пенкберн! Завтра утром вы начнете счищать с них ржавчину. Когда кончите, отполируете наждаком. Затем выкрасите. Вы будете заниматься только этим, пока цепи не станут гладкими и блестящими, как новые.

Алоизий Пенкберн покачал головой.

— Ну, нет, хватит! Я бросаю это дело, остров Френсиса может идти ко всем чертям! Потрудитесь немедленно доставить меня на берег. Я вам не раб, я белый человек. Вы не смеете так со мной обращаться!

— Мистер Карлсен, примите меры, чтобы мистер Пенкберн не покидал корабля.

— Я вам покажу! — завизжал Алоизий. — Вы не смеете меня здесь удерживать!

— Я посмею еще раз вас отдубасить, — ответил Гриф. — И зарубите себе на носу, одуревший щенок: я буду бить вас, пока целы мои кулаки или пока у вас не появится сильное желание очищать эту ржавую цепь. Я за вас взялся, и я сделаю из вас человека, хотя бы мне пришлось забить вас до смерти. Теперь ступайте вниз и переоденьтесь. После обеда берите молоток и принимайтесь за дело. Мистер Олбрайт, пошлите за ними лодки. И следите за Пенкберном. Если он будет валиться с ног или его начнет трясти, дайте ему глоток виски, но только один глоток. После такой ночи ему это может понадобиться.

Mirrored from Gears and Springs.