Author: Chaso Vschik

4488

Разговор Филатова с Быковым.

– А потом что?

– А потом вечная жизнь, но ты, насколько я знаю, в нее не веришь.

– А вы, значит, верите.

– А я, значит, знаю, но это знание не передается ни рукопожатием, ни душеспасительной беседой, сколь бы сильно мне ни хотелось тебе дать эту надежду. Впрочем, один аргумент я тебе могу предоставить – на меня он действует безотказно. Выгляни в окно и спроси себя: все это – и есть жизнь, и есть тот мир, о котором говорит искусство? Откуда-то берет же оно эти небесные краски, которых здесь попросту нет? Ты что, в самом деле готов поверить, что на этом вот, видимом из окна, все кончается? Этот мир, сказал один неглупый человек, этически недостаточен. И эстетически, добавлю я. Что-нибудь другое обязано быть. Но это другое уже не будет иметь к нам, нынешним, никакого отношения.

Это неправильно. Мир эстетически избыточен, и все, о чем говорит искусство, берется отсюда. Все его небесные краски.

Жаль Филатова.

Опубликовано в Записках Часовщика. Комментировать можно и здесь, но лучше там.

Разговор Филатова с Быковым.

– А потом что?

– А потом вечная жизнь, но ты, насколько я знаю, в нее не веришь.

– А вы, значит, верите.

– А я, значит, знаю, но это знание не передается ни рукопожатием, ни душеспасительной беседой, сколь бы сильно мне ни хотелось тебе дать эту надежду. Впрочем, один аргумент я тебе могу предоставить – на меня он действует безотказно. Выгляни в окно и спроси себя: все это – и есть жизнь, и есть тот мир, о котором говорит искусство? Откуда-то берет же оно эти небесные краски, которых здесь попросту нет? Ты что, в самом деле готов поверить, что на этом вот, видимом из окна, все кончается? Этот мир, сказал один неглупый человек, этически недостаточен. И эстетически, добавлю я. Что-нибудь другое обязано быть. Но это другое уже не будет иметь к нам, нынешним, никакого отношения.

Это неправильно. Мир эстетически избыточен, и все, о чем говорит искусство, берется отсюда. Все его небесные краски.

Жаль Филатова.

Изумительная деталь: в повестке Ходорковскому было, оказывается, написано, что он приглашается на допрос в качестве сидетеля.

Mirrored from Gears and Springs.

Изумительная деталь: в повестке Ходорковскому было, оказывается, написано, что он приглашается на допрос в качестве сидетеля.

Dancer in the Dark

Вчера пытался посмотреть “Танцующую в темноте”. Давно, думаю, пора: Ларс фон Триер, все говорят, надо ж знать, о чем речь. Хотя большинство предыдущих моих столкновений с высокодуховным европейским кинематографом ничем хорошим не кончались. И вот, стало быть, взял я себя в руки и волевым решением выписал диск с Netflix’a.

В принципе, уже плавных переходов цветовых пятен в течение первых пяти минут мне оказалось достаточно, чтобы ничего особенного не ждать. Действительность, однако, превзошла. Фон Триер в своем творческом поиске додумался изображать прогрессирующую слепоту героини с помощью псевдолюбительской операторской манеры, – ну, когда за камеру дрожащими ручками держится человек, понятия не имеющий, куда ее направить и зачем. Оператор оказался могучим профессионалом и реализовал режиссерскую идею настолько убедительно, что еще через пять минут у меня заболела голова. Я просто физически не смог это смотреть. Проглядел по диагонали. Так и есть – вставные номера сняты иначе, и в конце все иначе выглядит, а толку? Впрочем, толк есть: о чем речь, я теперь знаю. Как и собирался.

Чтобы утешиться, пересмотрел “Чикаго”. Ну их в задницу, эстетов.

Цитата:

Я полагаю, нам следует символизировать ее экзистенциалистскую безнадежность, завершив фильм четырьмястами метрами морского пейзажа – ничего, кроме огромных волнующихся протяжений океана

© Г.Каттнер

Mirrored from Gears and Springs.

Dancer in the Dark

Вчера пытался посмотреть “Танцующую в темноте”. Давно, думаю, пора: Ларс фон Триер, все говорят, надо ж знать, о чем речь. Хотя большинство предыдущих моих столкновений с высокодуховным европейским кинематографом ничем хорошим не кончались. И вот, стало быть, взял я себя в руки и волевым решением выписал диск с Netflix'a.

В принципе, уже плавных переходов цветовых пятен в течение первых пяти минут мне оказалось достаточно, чтобы ничего особенного не ждать. Действительность, однако, превзошла. Фон Триер в своем творческом поиске додумался изображать прогрессирующую слепоту героини с помощью псевдолюбительской операторской манеры, – ну, когда за камеру дрожащими ручками держится человек, понятия не имеющий, куда ее направить и зачем. Оператор оказался могучим профессионалом и реализовал режиссерскую идею настолько убедительно, что еще через пять минут у меня заболела голова. Я просто физически не смог это смотреть. Проглядел по диагонали. Так и есть – вставные номера сняты иначе, и в конце все иначе выглядит, а толку? Впрочем, толк есть: о чем речь, я теперь знаю. Как и собирался.

Чтобы утешиться, пересмотрел “Чикаго”. Ну их в задницу, эстетов.

Цитата:

Я полагаю, нам следует символизировать ее экзистенциалистскую безнадежность, завершив фильм четырьмястами метрами морского пейзажа – ничего, кроме огромных волнующихся протяжений океана

© Г.Каттнер

Опубликовано в Записках Часовщика. Комментировать можно и здесь, но лучше там.