Текст о выставке Саатчи в Эрмитаже. С краткой, но выразительной экскурсией в историю вопроса:
[…] Сол Левитт — один из идеологов концептуализма, впервые сместивший акцент в произведении с исполнения на замысел; Ричард Серра — скульптор-минималист, трудившийся над девальвацией формы как иллюстрации распада понятий; Джефф Кунс — один из основных представителей симуляционизма и апроприации, развивавших «тактику Уорхола» и его теорию «бизнес-арта», основной тезис которой «лучший вид искусства — умение делать деньги» заключался в «присвоении готового продукта, если он способствует привлечению внимания»; Дональд Джадд — художник-минималист, сформулировавший идею «особенного объекта», цель которого виделась в том, чтобы освободить восприятие от картины мира как таковой посредством «внеэмоциональной экспрессии и свободы от нажитой и изжившей себя европейской культуры»; Брайс Марден — художник-абстракционист, разработавший изощрённую, систему абстрактной живописи, при которой стало непринципиальным разделение искусства на абстрактное и фигуративное; Дэн Флавин — художник-минималист, репрезентирующий в своих работах собственную философию светового минимализма, при которой любые повторения конструкции не только сохраняют, но и усиливают её целостность, поскольку она не растрачивается в повторениях, в отличие от живописи, но «несёт свой сияющий свет неизменным»; Роберт Гобер — автор объектов и инсталляций, в которых тема смерти снимает проблему человеческой индивидуальности и сексуальных различий и приводит к бессмертию, которое обеспечивается в современном обществе только искусством […]
Просто поразительно, сколькими разными способами можно торжественно описать унылую пустоту. Некоторые доверчивые люди воспринимают такие описания всерьез, хотя на самом деле весь этот пафос выглядит как обвинительное заключение по делу о наглом жульничестве. Живописно, ничего не скажешь, однако основной интерес тут представляет не он. Оказывается, в мире современного искусства наметился некий интересный поворот:
Чем же можно сегодня заинтриговать и поразить разбалованную постмодернистскими играми и привыкшую к эпатажному, доходящему до откровенной скуки, ореолу современного искусства публику? Саатчи считает, что сделать это можно вполне традиционными работами, исполненными в техниках, прошедших испытание временем, но которые позабыты и сданы в архив истории искусств, превратившись, тем самым, в «мёртвые языки». Именно в этом и заключается парадокс данной выставки: Саатчи, оставаясь по-прежнему в авангарде современного искусства, демонстрирует вполне традиционные работы.
То есть публика, несмотря на весь талант профессионалов-описателей пустоты, потихоньку отказывается ее покупать. И люди, которые привыкли на ней зарабатывать, меняют курс, возвращаясь к “традиционным работам, исполненным в техниках, прошедших испытание временем”. Даром что они там у себя сто раз уже объявляли эти техники позабытыми. Придется, значит, вспомнить. А описателям только и остается, что рассказывать про “авангард современного искусства”, в котором галеристы все равно остаются, а как же.
Из дальнейшего текста следует, впрочем, что полного отказа от привычных приемов еще не произошло. Но тенденция не может не обнадеживать.
Интересно, в чем причины поворота? В конце концов, это дерьмо успешно скармливали претендентам в элиту добрую сотню лет – ну, черт с ним, чуть меньше, годов до двадцатых в нем еще была некая новизна, но остальные лет восемьдесят оно было еще и засохшее. И все-таки успешно продавалось. А теперь вдруг клиентура засомневалась. Сдается мне, опять интернет виноват. Раньше этот бизнес удавалось держать в сравнительно узком кругу, изображая неимоверную элитарность и допуская туда клиентуру только на условиях, сформулированных Уленшпигелем в бытность его придворным живописцем у маркграфа. В информационные же времена товар галеристов – как его физическое убогое воплощение, так и не менее убогая пояснительная часть, – подвергся рассмотрению огромными толпами цинической публики, которая на “элитарность” покупается далеко не всегда, а потому над этим товаром и его ценой радостно ржет. “Смотри, за что этот мудак заплатил два миллиона”. И клиентуре, несмотря на инвестиционные соображения, невольно становится не по себе – а это уже и на инвестиционную ценность начинает влиять. В общем, беда: придется возвращаться к традиционным ценностям. Учиться заново рисовать.
UPD: из комментов знающего человека к этому тексту выяснилось, что Саатчи занялся “современным искусством” назло бывшей жене-искусствоведу. Не знаю, правда ли, но красиво. Кроме того, оказалось, что у современного искусства есть еще один бизнес-аспект. Я думал, оно в основном заточено под инвестиционно-налоговые нужды людей с большим количеством лишних денег, а там умеют не только это, но и со страховками работать. Скажем, если взять старый унитаз, убедить страховщиков, что это безумная художественная ценность, а потом нечаянно разбить, то опять же получится много настоящих денег. Все-таки я плохо знаком с современным искусством, надо работать над собой.
Опубликовано в Записках Часовщика. Комментировать лучше там, но можно и здесь.