После бардинского “Гадкого Утенка” пришлось проводить восстановительные работы: во-первых, еще раз прочел дочкам Андерсена, во-вторых – показал оба балета. Балеты, понятно, пришлось сопровождать комментариями. Девчонки на удивление хорошо это дело восприняли, “Лебединое озеро” посмотрели в два приема, “Щелкунчика” – в один, и теперь время от времени пытаются крутить фуэте. Бардин, похоже, успешно забыт. Но я не про то. Чтобы комментировать более или менее внятно, мне понадобилось восстановить в памяти детали либретто, и я опять наткнулся на загадку, которая давно меня мучает: что в “Щелкунчике” делает первая часть Pas de deux, Adagio, дуэт Феи Драже и принца Оршада, он же Коклюш? Никогда этого не понимал. Праздник в Конфитюренбурге, все радуются и веселятся, дивертисмент сладостей, Вальс Цветов – и вдруг вот эта музыка, которую я и словами-то описать не возьмусь, у меня от нее слезы каждый раз, как ее слышу, и не у меня одного, я видел.
Трактуется это место совершенно поразительным для меня образом. К примеру, так: “Первая тема Adagio — светлая, торжествующая. В средней части звучит мелодия красивой элегической песни. Этот простой лирический напев служит началом новой, наиболее богатой фазы симфонического развития. В процессе развития элегический образ становится все более и более активным и, вместе с тем, скорбно-драматическим. В суровом звучании труб и тромбонов проходит тема первой части Adagio: теперь она приобретает новый облик, напоминая столь типичные для Чайковского темы мрачных и неумолимых «приговоров судьбы». Третья часть Adagio — повторение первой в новом, еще более светлом и нарядно-праздничном изложении с широким умиротворяющим заключением”.
То есть про мрачные и неумолимые приговоры судьбы я готов согласиться. Как и про скорбно-драматичность, хотя это явный understatement. Но ведь тут же рядом – “светлая, торжествующая, в еще более светлом и нарядно-праздничном изложении”! С широким умиротворяющим заключением. Как можно те барабаны назвать умиротворяющим заключением? Что там нарядно-праздничного? Что должно у человека быть вместо ушей и между ними, чтобы такое писать?
Загадка, в общем. Надо полагать, это все с самого начала тянется – как Петипа придумал сто тридцать лет назад, так до сих пор все и танцуют это с широкой нарядно-праздничной улыбкой. По инерции. Наверняка должны быть интерпретации, использующие этот фрагмент более адекватно, но мне они не попадались. Разве что, пардон, тот же Степанцев.
Опубликовано в Записках Часовщика. Комментировать там снова можно, так что где хотите, там и комментируйте.